Прослушивание — это... ...действие по знач. глаг. прослушивать. Прослушивание новой пьесы. (Малый академический словарь) ...творческий конкурс исполнителей при поступлении в образовательное учреждение или организацию. (Википедия) ...одно из оперативно-розыскных мероприятий, осуществляется специальными оперативно-техническими подразделениями. (Большой юридический словарь) Зрителю, в данном случае и слушателю, предлагается самостоятельно определить для себя роль в «Прослушивании», ощутить себя частью чего-то большого и неделимого, постоянно продолжающегося «с» или «без» участия человека.
«Душечка» — рассказ друга семьи Морозовых, одного из любимых писателей З. И. Морозовой — А. П. Чехова. Когда героиня произведения Оленька влюблялась, она становилась красивой и заметной для окружающих, а живя без любви, была совершенно не привлекательна.
Для художницы «Душечка» — это сама усадьба Горки. Зинаида Морозова приобрела ее в 1909 году и реконструировала, превратив в образцовое имение. После революции она приглянулась большевикам, стала резиденцией Ленина, выйдя на новый виток своей судьбы. Проект «Быть здесь» — еще один странный поворот в жизни усадьбы. Что может быть более неожиданным чем современное искусство в классической дворянской усадьбе, ставшей последним пристанищем лидера мировой революции.
Спасательные одеяла, заменившие поврежденные стекла оранжереи, символизируют внимание и заботу.
Отправной точкой для создания работы стало размышление о том, что помимо практической у жилища есть важнейшая символическая роль. Оно воплощает идею структурированного пространства, культурного космоса, защищенного от внешнего хаоса и поддерживающего связь с предшествующими поколениями семьи или рода. В этом смысле под жилищем подразумевается не только жилая постройка, но и дом в самом широком понимании этого слова, включая поселение, страну, ойкумену.
Тряпичная скульптура, размещенная на дереве, напоминает некое существо, однако однозначно отнести его к определенным представителям флоры или фауны затруднительно. Невозможность классификации «жильца» отсылает как к эфемерности границ между живым и неживым, так и к мифологическим лесным созданиям вроде леших и троллей. Автор видит в этом объекте символическое представление субъектного проявления природы.
Видео в трех частях, 3:02 мин, общая длительность 8:57
Застывшая спираль — и желтое море в окружении небоскребов, лесной собор и поле молний*. Что это? Знаковые произведения искусства или фон для селфи? Мы смотрим на мир сквозь объектив смартфона, думая, что пока различаем себя в этой пестроте кадров, мы — есть. Нам нужна фиксация каждого шага, ведь кажется, что без документации его и не было. В какой момент мы начинаем растворяться в этом фоне? Не желая созерцать, можно потерять себя в калейдоскопе окружающего. Быть здесь — это увидеть все вокруг заново, воспринимать реальность здесь и сейчас, не откладывая в архив телефонов.
*В видео использована композиция «Popcorn» группы «Hot Butter», а также образы работ Роберта Смитсона, Агнес Денес, Postcommodity, Майкла Хейзера, Маринуса Бозема, Олафура Элиассона, Нэнси Холт, Йозефа Бойса, Кацусики Хокусая, Дональда Джадда, Уолтера де Марии, Уго Рондиноне, Энди Голдсуорти, Денниса Оппенгейма, Питера Дойга.
В затяжном болезненном сне, который называют летаргией, человек теряет связь с реальностью. Массовое потребление можно сравнить с этим состоянием: мы погружаемся в мир материальных благ, забывая о конечности природных ресурсов, потребление становится утешением и оправданием забытья. В этой работе пластик, символ потребительского общества, обретает угрожающую форму.
Керамика. 2024. Сделано в мастерских Центра художественного производства «Своды»
Перед вами вход через дверные проемы, украшенные… скорее, находящиеся под охраной шипов. Наподобие тех, которые бывают у роз. Или у других растений, которые не хотят, чтобы их хватали немытыми руками, или покрытых иголками ежей, решивших максимально усложнить жизнь хищника, захотевшего полакомиться их нежной и мягкой плотью. Шипы также очень похожи на зубы акул.
Что хотела сказать художница этой инсталляцией? Можно высказать несколько догадок и предположений.
Возможно, она хотела «сбить ракурс», превратить дом, т.е. то, что мы воспринимаем, как что-то знакомое, стабильное и безопасное в то, что таит скрытую угрозу. Внести сумятицу в наше понимание отношений города и природы. Одушевить здание, «оживить» его серые бетонные стены, которые захватывает новая, пугающая форма жизни.
Или, возможно, художница хотела напомнить нам о метафизических дверях восприятия, описанных О. Хаксли, о границах, пределах, о переходе из одного состояния в другое (из живого в мертвое, а может и наоборот), об очищении, с этим переходом связанным, о преодолении… или о переезде в другой город, страну, планету, галактику… И об опасностях и страхах, которые могут быть с таким переходом связаны. Возможно, она хотела метафорически изобразить врата рая… Или чистилища. И что нас ждет за этими дверьми, за этим переходом? Пропадем ли мы, попадем прямо «в пасть» и какая нас ждет напасть? Или мы сможем побороть страх, преодолеть сложности, пройти и очиститься, выйти, как библейский Иона из чрева кита, из любой ситуации, какой бы сложной и опасной она ни казалась.
Размышление о судьбе реки Туровки. Река как трещина, разрез, рана. Река как артерия между заповедником «Горки», поселком и городом. Время течет, течет река. Проберется ли она сквозь все препятствия, созданные человеком, или от нее останется только высохшее русло?
Окружающее пространство иллюзорно и существует только в нашей голове как отпечаток впечатлений. Если поместить частицы леса, траву и ветви, в бетонный куб, а воспоминания леса перенести на металл, останется ли это тем же самым лесом? Работа ставит вопрос о том, где заканчивается наше ощущение ландшафта и начинается сам ландшафт.
Название на санскрите Сансара – круговорот рождения и смерти.
Гобелен сплетен из полевой травы, которая каждую осень обречена на естественную гибель. Превращая траву в объект искусства, художницы символически переносят ее из одного мира в другой (из природного в человеческий) и дают ей новую жизнь.
Красная линия кардиограммы, как нить жизни, приходит из леса и вплетается в основу гобелена. Мертвое и живое, природное и рукотворное замкнуты в тесный круг. Это не декоративный прием, а настоящая кардиограмма здорового сердца в момент клинической смерти. Переход между двумя мирами – лишь перемещение с поля в ткацкую основу или наоборот.
Работа посвящена отцу одной из художниц (Раисы Волковой), чей день рождение 10 августа. Его самого нет более 20 лет, но одновременно он продолжает быть в этом мире в своих детях.
Традиционная подставка для кистей по форме напоминает ритуальные П-образные ворота, встречающиеся на Востоке — в Японии (тории), Китае (пайлоу), Корее (хонсальмун), Индии (торана). Обычно такие ворота устанавливают для маркировки границ священной территории. Например, индийские торана размещают по четырем сторонам света на пути к ступе. В Корее хонсальмун обозначают вход на кладбище, символически отделяя мир мертвых от мира живых. Установленные в лесу врата, возможно, отделяют мир человеческого от природного, а символическое пространство от объектного: увеличивая подставку для кистей до размеров ворот художник меняет местами предмет и знак и ставит вопрос о том, что первично. Кисти олицетворяют ручное производство предметов искусства. В эпоху цифровизации эти инструменты художника постепенно превращаются в артефакты, лишенные практической функции, и тем самым приближаются к дереву, растущему в лесу. Смещаясь в поле символов, они сближаются с природным, естественным и становятся частью пейзажа.
Колодец — традиционный символ жизни и одновременно портал в другой мир, вход в страну мертвых, обладающий волшебными свойствами. В сказках и легендах колодец помогает исполнить желание, заглянуть в будущее, чудесным образом переродиться. В античной традиции образ колодца связан с непостижимостью мироздания: философу Демокриту приписывают высказывание о том, что «истина хранится на дне бездонного колодца». Войдя в туннель, зритель оказывается на дне колодца и смотрит на обыденный мир из потустороннего пространства. Такой взгляд со стороны, из иного измерения помогает переосмыслить реальность и может стать толчком к перерождению.
Спальные районы, вырастающие среди полей и лесов, оторваны от земли и окружающей среды. Они напоминают птичьи кормушки, сделанные из молочных пакетов, — хрупкие, раскачивающиеся на ветру, чужеродные и временные относительно ландшафта. Этот рой картонных новостроек, пытающийся захватить лес, выглядит смешным и беспомощным. Работа предлагает задуматься, возможно ли переосмыслить хаотичную застройку пригородов Москвы многоэтажными гетто, в которых люди ютятся в крошечных ячейках — окруженные природой, но лишенные ее пространства.
Вера Ершова «Точка отсчета»
Зеркальный композит, дерево
Надпись «если потерялся, оставайся здесь» можно увидеть в метро — на плакатах, призванных помочь заблудившимся детям найти безопасную точку. Однако, будучи размещенной на зеркальном кубе в поле, это послание теряет свою определенность. Где эта безопасная точка, в которой можно остановиться и дождаться помощи? И где вообще это заветное «здесь»? В современном мире мы все чаще чувствуем себя потерянными и пытаемся найти точку опоры, место силы, зону комфорта. Возможно, она прямо здесь, там, где вы сейчас стоите, — среди травы, солнца и ветра. Художнице также показалось интересным разместить свою «Точку отсчета» именно в «Горках», в месте пересечения исторических эпох. Курганы вятичей, усадьба Зинаиды Морозовой, наследие Ленина — времена, культурные слои, человеческие судьбы удивительным образом переплелись на этой территории, законсервированной в пространстве, как любой заповедник.
Павел Зуданов «Темные структуры»
Ткань, трос, вентилятор
На протяжении тысячелетий люди пытались осмыслить неизвестное, странное, загадочное на основании опыта и веры. Коллективная визуальная память о монстрах, основана на подлинных природных формах, мифическая — на историях, которые отражают человеческие страхи. В современных условиях эмоциональной турбулентности тревоги приобретают все большую осязаемость. Эта работа сталкивает зрителя лицом к лицу с такой формой: как будто в его голове появилась и начала разрастаться тревожная мысль, которая может свести с ума или даже убить. Надувная инсталляция не вносит физических изменений в архитектуру здания, но сжимаясь, прорываясь, удерживая и захватывая окружающее пространство, создает динамику устойчивости и нестабильности внутри и снаружи.
На стену рельефно-точечным методом нанесена фраза «Я могу говорить». Она позаимствована из пролога фильма Тарковского «Зеркало», в котором врач работает с сильно заикающимся подростком. Художница проводит параллель между заикающимся, то есть неспособным к эффективной коммуникации, человеком и бетонными стенами, вовсе лишенными этой способности. Идейно работа вдохновлена книгой Джейн Беннетт «Пульсирующая материя», в которой представлена концепция виталистического материализма. С помощью этого проекта автор надеется обратить внимание на то, что не владеющие привычными нам способами коммуникации нечеловеческие агенты должны быть услышаны.
Светлана Калашникова «Адаптация VI. Березовый мир»
Шерсть, шелк, крапива, лен, вискоза, металлическая сетка
Если нет возможности открыто проявлять себя, свою природу, свое мнение, мы адаптируемся под ожидания окружающих, надеваем на себя маску, личину. Красивую, удобную, вызывающую восхищение, но скрывающую наше истинное «я». Удобно ли ее носить? Срастемся ли мы с ней со временем? Или она истлеет, а подлинная сущность окажется сильнее? В работе использованы металлическая сетка и натуральные материалы: теплота и мягкость шерсти, пластичность техники валяния противопоставлена жесткости и холоду металла.
Колонии муравьев могут захватывать новые территории и осваивать опустевшие сооружения. Размещенная в заброшенном здании зеркальная инсталляция, напоминающая схему ходов в муравейнике, вынуждает зрителя задуматься о своем месте и масштабе в современном обществе, которое из-за жесткой иерархии часто сравнивают с муравейником, а также об инвазивной, колонизационной природе человека.
Горшочек затерялся в корнях упавшего дерева — будто потерялся в лесу, пытаясь вернуться к своим истокам. Он выступает метафорой поисков своего места в жизни и своей малой родины. Работа из серии, в которой художница изучает способность неодушевленных объектов ощущать одиночество и оторванность от среды происхождения, их память о своих корнях в прямом и переносном смысле, а также пытается отдать должное материалам, превращенным в предмет на службе человека.
Подсвечник отсылает к образу домашнего очага, ощущению тепла человеческого жилища, который сохранился в этом теперь лишенном огня и функции объекте, помещенном в природную среду. Работа из серии, в которой художница изучает способность неодушевленных объектов ощущать одиночество и оторванность от среды происхождения, их память о своих корнях в прямом и переносном смысле, а также пытается отдать должное материалам, превращенным в предмет на службе человека.
В природной среде ложки смотрятся чужеродно, однако их расположение у корней дерева маркирует общую для обоих объектов функцию питания. При этом и дерево, и ложки уже лишены назначенной им природой или человеком функции. Работа из серии, в которой художница изучает способность неодушевленных объектов ощущать одиночество и оторванность от среды происхождения, их память о своих корнях в прямом и переносном смысле, а также пытается отдать должное материалам, превращенным в предмет на службе человека.
«Первый в роду будет к дереву привязан, последнего в роду съедят муравьи». Габриэль Гарсия Маркес. «Сто лет одиночества».
Слова Маркеса стали отправной точкой для серии работ, в которой художница изучает способность неодушевленных объектов ощущать одиночество и оторванность от среды происхождения, их память о своих корнях в прямом и переносном смысле, а также пытается отдать должное материалам, превращенным в предмет на службе человека. Стул возвращен в среду своего происхождения, чтобы исследовать возможность его обратного превращения в древесину путем сопоставления с мертвым деревом.
В фокусе проекта — потребность человека в наделении функцией любого элемента мира. Упавшее в лесу дерево, снабженное мебельными ножками, провоцирует на подбор дефиниции. Попытка зрителя найти смысл и функцию в этом непонятном объекте и есть суть авторского художественного эксперимента. Садовая скульптура, лавочка, игрушка, барьер, арт-объект — все эти определения могут в равной степени подойти и не подойти предмету, оказавшемуся в переходном состоянии между бытом и природой.
В заброшенном бетонном кубе на краю леса природа начинает брать свое: мох, потеки воды, пробивающиеся растения. Природа всегда сильнее человека, она работает с тем, что есть, просто обычно действует медленно. По мнению авторов проекта, возможно, она даже научилась перерабатывать пластиковый мусор для строительства новых форм жизни, осуществляя то, что они называют «полимерным метаболизмом». Итак, заброшенный бетонный куб на краю леса. Пока человеку не было до него дела, природа создала в нем гнезда, коконы, слизевики, использовав в качестве материала полимеры, — и сотворила единство человеческого и нечеловеческого.
С древности у славян существовал обычай перекладывать тревоги, горе, обиды на кукол, которых называли Недоля. Их крутили из старой одежды и затем сжигали. Традиционные, передаваемые из поколения в поколение, практики помогали сосредоточиться на своих переживаниях, воплотить их в предмете и в итоге избавиться от них. Решение художницы обратиться к образности этого обряда обусловлено тем, что территория, на которой организован арт-проект «Быть здесь», связана с историей вятичей, а также осознанием, что подобные практики не исчезают бесследно, а остаются вплетены в наше восприятие мира. Может ли это место помочь прикоснуться к вневременной согласованности с теми, кто был здесь до нас? Что значит быть здесь, в этом месте, в этом городе, в этой среде, в этой стране, в это время? И возможно ли сегодня дать «тело» своим переживаниям через старинную практику?
В лесной чаще всегда есть ощущение присутствия невидимых сил, приводящих в движение все вокруг: шорохи, скрипы, дуновения ветра. Работа воплощает это восприятие леса как живой, одухотворенной материи в образах антропоморфных существ. На их умиротворенных ликах читается глубокое погружение в пульс природы. Их тела — это стволы деревьев, к которым можно прикоснуться и обнять, а их железные ноги твердо стоят на земле, ввинчиваясь в здесь и сейчас.
Что значит быть здесь и сейчас? Как мы распознаем свое пребывание в том или ином пространстве, как его запоминаем? Зачастую это переживание задается определенным сочетанием звуков и света: в городе оно одно, на природе — другое. Инсталляция призвана вызвать сильное ощущение присутствия в этом конкретном месте за счет характерных именно для него акустических и световых эффектов — их создают цветные стекла, движения тонких листов металла и керамических шаров. С работой можно свободно взаимодействовать — входить в ее периметр, трогать и двигать ее элементы — для усиления чувственных впечатлений.
Стеклянная витрина; скошенная трава; листы бумаги, сделанной из местных трав
Превращение травы в бумагу отсылает к принципу учета и каталогизации, который человек использует для описания природы. Листы становятся воображаемым словарем местной флоры, но одновременно происходит редукция живого и объемного до плоского, потеря смыслов при переводе. Инсталляция также ставит вопрос о цепочке переводов образов — какая форма может быть конечной в этом ряду?
Скульптурные ассамбляжи Саши Нестеркиной, будто материализовавшиеся из антиутопического пейзажа, представляют собой компактные истории, которые она называет «руинами». «Руины» сочетают элегическое восприятие природы и тревогу перед техногенным миром будущего. Сюжет этой работы традиционен для художницы — взаимодействие органического и неорганического, природного и индустриального начала, которое наводит на размышления о хрупкости красоты, преходящей и временной природе жизни.
Маршрут-исследование о способах сосуществования человека и природы*. В основе идеи проекта — фундаментальная зависимость живых организмов от кислорода, проявляющаяся в процессе дыхания. Главный производитель кислорода на планете — фитопланктон, значительный объем которого составляют водоросли диатомеи.
Лесная часть маршрута репрезентирует мутуалистические отношения человека и природы. Объекты, сохраняющие связь со строением диатомей, отсылают к садово-парковым методам лечения деревьев. Беспрерывность взаимоподдерживающего цикла напоминает об акте дыхания. Это отражено в пористой структуре объектов и аудиосопровождении с дыхательной практикой, которая предлагается посетителям.
Маршрут-исследование о способах сосуществования человека и природы*. В основе идеи проекта — фундаментальная зависимость живых организмов от кислорода, проявляющаяся в процессе дыхания. Главный производитель кислорода на планете — фитопланктон, значительный объем которого составляют водоросли диатомеи. Микроскопические диатомеи представлены в гипертрофированном размере, чтобы подчеркнут значимость кислорода в урбанистической среде. Однако их бесцветные панцири демонстрируют, что их жизненный цикл завершен. Эта часть маршрута репрезентирует инквилинизм — тип взаимоотношений организмов, в рамках которых животное проникает в чужое жилище и уничтожает или угнетает хозяина. Подобно животным-инквилинам человек разрушает природный ландшафт. *Включает инсталляции с аудиосопровождением, размещенные в трех местах: недостроенной галерее, лесу и усадьбе музея-заповедника «Горки Ленинские».
Маршрут-исследование о способах сосуществования человека и природы*. В основе идеи проекта — фундаментальная зависимость живых организмов от кислорода, проявляющаяся в процессе дыхания. Главный производитель кислорода на планете — фитопланктон, значительный объем которого составляют водоросли диатомеи. Заключительная часть маршрута отсылает к исторической памяти места и вкладе Зинаиды Морозовой в развитие усадьбы. Объекты-диатомеи обретают цвет, демонстрируя, что во взаимовыгодном сосуществовании микроорганизмы продолжают свой жизненный цикл.
Голос — это выражение воли, убеждений, идей. «Потерянные невесты» — это безмолвный крик, желающий быть услышанным. Эта серия была задумана как диалог о гендерном неравенстве, но в процессе воплощения обрела иной, описанный выше смысл, в результате чего художница стала искать более аморфные формы и экспериментировать с материалами. Последние объекты серии выполнены из оцинкованной стали. Свойства этого металла символичны: сталь сложно сломать, но можно деформировать.
Металлический хвост, скользящий по поверхности сознания, остов древнего морского чудовища, чьи очертания теряются в глубине океана. Тайна его движения будит страхи, скрытые в тени. Встретить его взгляд или остаться лишь наблюдателем? Он зовет вглубь, к неизведанному, где каждый шаг — это битва с тенью. Вечный Геракл стоит перед выбором: отступить или сразиться, зная, что новые головы вырастают из старых ран. Взглянуть в глаза своим чудовищам или, оставшись на пороге тайны, позволить хвосту исчезнуть.
В гигантском соломенном шаре бактерии Thermus aquaticus генерируют тепло, а закрепленные на поверхности объекта вязаные вещи, созданные человеческими руками, это тепло удерживают. Размеры и расположение объекта отсылают к Солнцу как источнику жизни. Работа была создана для заброшенной котельной «Горок», чтобы вернуть ей изначальную функцию — производство и поддержание тепла.
Деревянные ящики, найденные природные и искусственные материалы
Если представить, что вся территория проекта «Быть здесь», включая заброшенное здание и лес, является результатом творческого акта, значит, существует набор базовых материалов, использованных художником в процессе. Деревянные ящики повторяют пропорции акварельных кюветов и содержат материалы, характерные для местности: землю, песок, цемент, ветки, кору.
Классическая парковая статуя «Девушка с виноградом», установленная рядом с деревом, пускает корни, обрастая новой кожей. Как вести себя на чужой территории, где действуют свои правила, обычаи и отношения? Будет ли мимикрия самозащитой или уважительным приспособлением к иному? Вместе с объектом «Грибница» работа входит в авторскую серию, в которой парковая скульптура и природная среда вступают в диалог. Метаморфозы рукотворных объектов актуализируют темы примирения, слушания и всматривания в другого. Зрителю предстоит решить, теряет ли объект свою идентичность или приобретает новую.
Классические парковые вазоны, помещенные среди камней у ворот усадьбы Зинаиды Морозовой, начинают жить в соответствии с законами чуждого для них пространства природы. Они размножаются и осваивают новую территорию по принципу грибницы. Вместе с объектом «Мимикрия» работа входит в авторскую серию, в которой парковая скульптура и природная среда вступают в диалог. Метаморфозы рукотворных объектов актуализируют темы примирения, слушания и всматривания в другого. Зрителю предстоит решить, теряет ли объект свою идентичность или приобретает новую.
Полотно ткани с изображением ярких цветов оплетает деревья. Такое украшение пейзажа могло быть задумано, чтобы придать ему соблазнительный вид, но на деле жест выглядит неуместным и абсурдным, наглядно демонстрируя наше стремление подчинить и контролировать природу. Автор работы пытается через иронию призвать к пересмотру подходов к окружающей среде, поиску новых практик взаимодействия человеческих и нечеловеческих агентов, обеспечивающих органичное сосуществование, а не противостояние. Отчасти работа реализует эти принципы — разрезы в ткани побуждают вглядеться в природу, а развевающиеся на ветру фрагменты полотна будто показывают зрителю язык.
Инсталляция представляет собой надпись «Все хорошо?» в зеркальном отражении. «Трясущиеся», как в ряби на воде, буквы отражают окружающий ландшафт. Чтобы найти подходящий ракурс для селфи с работой, придется потрудиться, но если это удастся, надпись предстанет в привычном виде. Таким образом, камера помогает зрителю вернуть знакомый, пусть и иллюзорный, порядок, тогда как в реальности картина мира крайне нестабильна.
«Проницать» значит проникать, проходить, попадать куда-то, сквозь что-либо. Проницаемость здания обеспечивают окна и двери. Автор проекта установила в некоторых проемах помещения цветное оргстекло — благодаря этому проникающий внутрь свет стал видимым, почти осязаемым, пространство наполнилось цветом. Часть проемов при этом осталась открытой для проникновения объектов и существ: в небольших нишах в стенах художница поместила керамических птиц, которые обживают это заброшенное пространство. Проект посвящен взаимодействию природы и человека, дикого и культурного, их влиянию друг на друга.
В глубине леса, под ковром в квартире, на нашей коже существует удивительное царство существ, которые незаметно опутывают своими сетями планету. Куда бы мы не отправились, повсюду нас будут окружать грибы и плесень. Эти пограничные организмы не являются ни животными, и растениями, ни бактериями. Они вездесущи и перманентны: были, есть и будут. Поэтому какие бы мы споры не вели, все принадлежит им. Это их мир.
Дмитрий Чуйко «Человеческое, слишком человеческое»
Парковая скамейка, телевизор, видео
Телевизор на лесной поляне выглядит абсурдно — свечение экрана, на котором вводят санкции, обрушивают курсы валют, с чем-то борются, что-то запрещают, привлекает мошкару и мотыльков. Однако, по сути, это просто увеличенный в размерах смартфон, который с нами всегда и повсюду. Современный человек проводит жизнь, глядя в экран, захваченный потоком информации и визуальных образов, и все меньше осмысляет себя вне этой искусственной вселенной. Вокруг события, как радиоволны, как шум листвы. Инсталляция обостряет противостояние иллюзорного мира медиа и природного пространства, предлагая потренироваться в переключении внимания с одного на другое. Кроме того, для кого-то она станет возможностью вспомнить о детстве без телефона и вне медиа, когда «событие» сводилось к самому себе, когда ты целиком находился в мире под небесами, где царит свет, цвет, звук и запах. Это возможность остановиться, заглянуть в себя и обрести.